А на самом деле вот так было )))

Автор fenics, 13:41, 04 ноября, 2009

« назад - далее »

0 Пользователи и 1 гость просматривают эту тему.

fenics

Паровоз оглушительно загудел и выпустил огромное облако пара.
Оно неспешно опустилось на перрон, и вся станция как будто погрузилась в густой туман.
Из тумана вынырнули двое субьектов. Первый -- высокий, светловолосый и слегка загорелый -- смотрел бы на мир большими чистыми глазами, если бы не прищурился, превратив их в пару довольно надменных щелочек. Второй, почти целиком скрытый огромной кучей багажа, дрожал и оглядывался по сторонам.
Чтобы оглядываться, ему приходилось вставать на цыпочки.
Углядев на другом конце платформы тележку носильщика, дрожащий забрался на один из своих чемоданов и громко свистнул. Действительно громко. Его спутник вздрогнул, с соседних столбов озадаченно взлетели воробьи, едва усевшиеся после гудка, и -- самое удивительное -- ему удалось привлечь внимание носильщика.
Сделав это все, дрожащий уселся на тот же чемодан и принялся шарить по карманам своего узкого черного пальто.
-- Ты Пугаешь Людей. -- сказал высокий и светловолосый ровным голосом, разбавленным, впрочем, ноткой презрения.
-- А что мне с ними еще делать? -- удивился черный.
Светловолосый отвернулся. Черный извлек из внутреннего кармана большую медную зажигалку и полусмятую пачку. Единственная оставшаяся сигарета была сломана в двух местах. Покрутив ее между пальцев, черный швырнул ее на рельсы, встал и снова огляделся.
-- Эй, добрый господин! -- крикнул он, махнув стоящему неподалеку человеку с большими седыми усами. -- Табачку у Вас не найдется?.. Сигареты?.. Сигары?..
Усатый вытащил серебристый портсигар с большой, нечитаемой загогулиной на крышке и с щелчком протянул его черному.
-- Желательно "Наша Марка". -- ухмыльнулся черный. -- А впрочем давайте что есть.
Щелкнув колесиком зажигалки, он глубоко затянулся и выдохнул дым вместе с протяжным вздохом.
-- Боже, Боже, что за местность, -- проговорил он на арамейском, картинно массируя виски, -- носильщиков не дозовешься, курить приходится всяческую дрянь.
-- А Ты Бы И Вовсе Не Курил. -- предложил ему светловолосый.
-- Тогда я потеряю последнюю радость в жизни. -- сказал черный, угрюмо глядя на приближающегося носильщика. -- Нет, ты посмотри какая развалина. Мафусаил выглядел лучше. И кстати не зарабатывал на жизнь переноской тяжестей.
-- Весьма Почтенный Пожилой... -- Светловолосый с сомнением оглядел тщедушную фигуру носильщика и все-таки решился. -- ...Муж.
-- Старец. -- сказал черный. -- Правильней был бы "старец". Хотя нет. Это именно развалина.
-- Ты Оскорбляешь Людей. -- заметил светловолосый.
-- А что мне с ними еще делать?.. -- вздохнул черный.
Почтенная развалина взял их билеты дрожащими морщинистыми ручками и, после полуминутного перелистывания, поисков очков и изнурительного негромкого покашливания, уяснил наконец номер вагона.
-- Это просто ужасно. -- сказал черный, следуя за ним, -- это просто какой-то кошмар. Почему старый носильщик обязательно идет очень медленно, а его тележка при этом обязательно слегка поскрипывает?.. И так везде! Нет, я не настаиваю, чтобы он носился как моторизированный или станцевал для нас веселый задорный канкан, но ведь он мог бы смазать хотя бы это проклятое колесо? После этого люди еще осмеливаются ненавидеть меня!..
-- Люди Ненавидят Тебя По Другим Причинам. -- сказал светловолосый величественно.
-- Я знаю... -- вздохнул черный. -- Никаких признаков логики. Ужасные создания.
Наконец носильщик передал их на руки стюарту из их вагона. Взмахнув большими металлическими щипцами, стюарт с ухмылкой пробил в их билетах неаккуратные дырочки. Потом снял фуражку и посмотрел на пассажиров.
-- Вот тебе. -- сказал черный тихо, -- сейчас он подумает, что мы чокнутые иностранцы. Теперь он размышляет -- почему ты носишь мешок вместо одежды. Теперь он решил, что мы содомиты. Теперь ему нужны чаевые.
Он протянул стюарту новенькую хрустящую купюру.
-- Напейся и сломай себе шею. -- предложил он дружелюбно. -- Можешь заодно убить жену. Или кого-нибудь изнасиловать. Это пойдет тебе на пользу.
Стюарт замер на секунду, сунул бумажку в карман и повел двоих путешественников в их купе.
Разложив небольшие предметы по тугим сеткам из кожаных ремней, светлый и черный наконец уселись на свои места. Черный поковырял пальцем старую красную кожу.
Когда никто не смотрит, большие белые акулы расслабляются и чернеют.

fenics

-- Как мило, -- пробормотал он, доставая из кармана маленькую книжицу в желтой обложке, -- на изготовление одного дивана уходит два-три индейца. Либо пять-шесть индейских детей.
-- Ты Опять Читаешь Это Непотребство. -- фыркнул светловолосый.
-- Ты опять открываешь рот? -- огрызнулся черный.
-- Ты Все Время Привлекаешь Внимание Людей. -- продолжил светловолосый. -- Ты Ведешь Себя Странно.
Черный положил книжку на сиденье, сложил руки на груди и поднял брови так, чтобы они образовали неимоверно удивленную дугу.
-- Вот оно что, -- сказал он с насмешкой, -- стоит тебе заполучить меня в уединенное местечко, как ты сразу начинаешь разговоры за душу. У меня души нет, поверь мне.
-- У Каждого Есть Душа. -- сказал светловолосый наставительно.
-- У меня ее нет. А давай поговорим за странное поведение. Значит я веду себя странно?...
Светловолосый не ответил.
-- Как интересно. Очень интересно. Ты наплялил на себя этот балахон из холстины, или как там называется этот кошмар, все тебя принимают за бродягу... Потом ты утверждаешь, что эта тряпка символизирует чистоту и безгрешность, вместо того, чтобы надеть штаны. Девятнадцатый век кончается, люди научились шить почти удобные штаны, а ты выглядишь так, будто вырос в семье упаковщиков кофе.
-- Господь Наш, Пребывая Среди Рода Людского...
-- Да, да, только Он при этом надевал нижнее белье, -- перебил черный. -- Поверь мне. Всегда надевал. А ты что носишь, Михаил? Эта твоя... -- черный помахал рукой. -- повязка, или как там ее, в общем эта тряпка, которую ты наматываешь на свои гениталии -- ты же людей на пляже чуть до смерти не перепугал. Она и сухая-то не выглядит так эффектно, как ты думаешь. У Робинзона наверняка было что-то приличнее. Но когда она намокла и начала обвиваться вокруг тебя и всего, что плавало в той же половине Индийского Океана... Он захихикал.
-- Изыди, Нечистый. -- сказал Михаил с неудовольствием.
-- Нечистый?.. -- брови черного опять поползли вверх. -- А ты, надо полагать, особо чистый. Повышенной чистоты. Поэтому тебе можно не мыться, не стирать и не мыть руки.
-- Мне Тебе Сейчас Анатомию Ангелов Объяснять?.. -- спросил Михаил, отмахиваясь.
-- Да нет, спасибо, -- сказал черный, покачивая головой, -- если меня заинтересует анатомия ангелов, я просто вскрою парочку -- другую. Только помни, дружок, что грязь липнет к чистому, а не к грязному. А к особо чистому грязь липнет сразу.
Он взял книжку с сиденья и в этот момент поезд тронулся. Пролистав рассеяно пару страниц, он снова положил ее.
-- А хлеб? -- спросил он. -- Почему ты носишь с собой кусок хлеба в тряпочке? Или, как вы ее называете, тряпице? И ладно бы ты его только носил, ты же его еще жуешь постоянно. Сперва ты оказываешься от завтрака, от яичницы... ладно, яичницу я могу понять, от круассанов, от фруктов, нет, вместо этого ты давишься своим хлебом, засыпаешь крошками всю постель, остаешься голодным, не выдерживаешь, вытаскиваешь его в дилижансе, засыпаешь крошками сиденье и пугаешь почтенных мадемуазелей своей этой тряпицей.
Михаил отвернулся к окну.
-- Я могу понять, что тебе нравится спать на твердом, -- продолжил черный. -- но я не могу понять страсти к тряпочкам. Это что-то, что у меня с образом ангела не ассоциируется, поверь мне.
Михаил чуть слышно помянул благословение и всепрощение
-- Так что не говори со мной о странностях, -- сказал черный, щелкая пальцами перед носом, -- я работаю с Ним куда дольше чем ты, а ты даже испытательный срок не можешь пройти нормально который раз. Так что послушай меня и поверь мне.
-- Почему Я Должен Верить Тебе, Отец Лжи? -- спросил Михаил возмущенно, не поворачиваясь к нему. -- Почему Бы Тебе Желать Мне Добра, Властитель Зла?
-- Потому что я, в отличие от тебя, умею работать в команде, -- вздохнул Сатана, -- и ты меня очень обяжешь, если не будешь кидаться ярлыками и стереотипами. Мы уже говорили на этот счет.
Михаил пробормотал что-то еще.
-- Перестань. -- сказал Сатана.
Михаил задрал подол своего грубого одеяния, обнажив безволосые голени, покопался под ним немного и вытащил новенький молитвенник в кожаной обложке. Сатана со вздохом посмотрел на него.
-- Знаешь, как коровы представляют свой Ад?.. -- спросил он. -- Как мясную лавку напротив обувного магазина, и все это у входа в библиотеку. Не надо ничего говорить. Просто я не понимаю, если у тебя книга в коже, почему нельзя ноги тоже в кожу?..
Михаил резким движением задвинул свои ноги, обутые в истоптанные деревянные сандалии, под сиденье.
-- Или синтетика, -- предложил Сатана, -- через сто пятьдесят лет такие кроссовки будут делать, прямо порхаешь. Тебе бы понравилось порхать, честное слово. Ладно, сам решай, как свои ноги калечить.
Он снова взял свою желтую книгу и открыл на середине. Некоторое время они ехали в молчании.
Поезд вошел в туннель.
-- А теперь -- страховооооооой агент. -- сказал Сатана замогильным голосом.
-- Пожалуйста! -- с мольбой в голосе воскликнул Михаил.
-- А я-то что, -- ответил Сатана, щелкая зажигалкой. -- Он действительно страховой агент.
Огонек осветил побледневшее лицо Михаила и горящие глаза Сатаны.
-- Ну что, дитя света, плохо тебе?.. -- сказал он печально. -- Стой, не надо отвечать. Я и так вижу. Дыши глубже. Что ж ты не взял с собой свет, когда шел во тьму? Не надо отвечать, дыши глубже. Вот чего нам всем не хватает. Подготовленности. Подготовленность напрямую зависит от профессионализма. Значит, нам не хватает профессионализма. Учим, проповедуем, творим миры, жертвуем собой, а ради чего -- узнаем после. Молчи. Дыши глубже. Что ж такое...
Он поднес зажигалку ближе к покрытому потом лицу Михаила.
Когда никто не смотрит, большие белые акулы расслабляются и чернеют.

Ной

Привет! В отпуске был? Пропал куда то .....
Спасибо за новенькое .... :cooler


fenics

Страховой агент уселся напротив Сатаны и, потирая ладошками колени, уставился на него.
Сатана продолжал читать.
Страховой агент бросил взгляд на Михаила, сцепил пальцы замком и принялся хрустеть костяшками.
-- Эй!.. -- он с изумлением уставился на отвалившийся палец.
-- Никогда больше не издавай этих мерзких звуков. -- проворчал Сатана, не отрываясь от книги. -- Иначе останешься вовсе без рук.
Страховой агент шмыгнул носом и сунул палец в жилетный карман. Сатана по-прежднему не обращал на него внимание.
-- Ну же, ребята, -- сказал агент радостно, -- ну дайте мне какую-нибудь зацепку. Где это будет?
Сатана заложил книгу пальцем и поднял на агента глаза.
-- Мне кажется, на мосту, -- предположил агент. -- так? Старый мост, проржавевшие опоры, бах, бабах, поезд сходит с рельсов, все летят в реку, кричат, никто не выжил.
Сатана не отрываясь смотрел на него.
-- Я знаю, что это не столкновение, -- сказал агент, отводя взгляд и обращаясь теперь к Михаилу, -- но ведь это может быть размытая насыпь, правда? Рельсы лежали просто на земле, и первый же поезд, ужасная трагедия, так?
Сатана сложил руки на груди и уставился на агента чрезвычайно тяжелым взглядом.
-- Или на стрелке? -- спросил агент. -- Я такое видел один раз, передние колеса пошли в одну сторону, а задние в другую, весь поезд сплющился как гармошка, все случилось мгновенно, никто не спасся, так? Человеческие жертвы неисчислимы, так? Так?
Сатана хмыкнул.
-- Ну скажи, ну что это будет? -- взволнованно крикнул агент. -- Мне не принципиально, но просто хотелось бы знать!..
-- Я тебя так давно знаю, -- сказал Сатана задумчиво, -- и ты всегда был таким же придурком.
Агент пропустил это мимо ушей.
-- Заметь, даже наш пернатый друг не возражает, -- продолжил Сатана, -- а у него бзик насчет меня, людей и того, что я им говорю.
-- Да я сам не возражаю, -- отмахнулся агент, -- я же знаю, что ты не имел в виду того, что сказал.
-- Нет, имел. -- возразил Сатана.
-- Нет, не имел! -- сказал агент.
-- Имел, Имел. -- подтвердил ангел. -- И я с ним согласен.
-- Заметь, мы с ним говорим о разных вещах, -- кивнул Сатана в сторону Михаила, -- но тем не менее мы говорим об одном. О тебе. Ему не нравится то, что ты сделал, а мне не нравишься лично ты.
Агент угрюмо отвернулся.
-- Я ничего не имею лично против тебя, поверь. -- сказал Сатана проникновенно, приложив руку к груди. -- А ввпрочем нет, имею. Ты придурок, и в этом можешь положиться на меня.
-- Чем оскорблять меня... -- начал агент.
-- О, поверь мне, Агасфер, если бы я хотел оскорблять тебя, я бы поступал иначе. Сейчас я хочу тебе просто помочь. В обычной ситуации я бы посоветовал тебе пойти и повеситься, но с тобой это было бы слишком жестоко. Поэтому я могу только посоветовать не донимать меня.
-- Иначе что? Случится что-то страшное?
-- Иначе я буду повторять, что ты придурок, все то время, что ты мне докучаешь.
Сатана снова взял книгу.
-- Как здоровье? -- спросил он невинным голосом.
Агасфер издал негромкий рык.
-- Ничего не болит? Ничего не беспокоит? -- продолжал Сатана. Он поднял глаза, чтобы увидеть багровое лицо Агасфера.
Тот вскочил и собрался выйти из купе.
-- Ладно, ладно, сядь, -- сказал Сатана примирительно, хватая его за рукав, -- и можешь не вырываться, из моих когтей не вырываются. Садись, поговорим.
Агасфер снова уселся.
-- Хочешь глоточек?.. -- спросил Сатана, доставая слегка помятую серебрянную фляжку. -- Кровь христианских младенцев. Шучу. Коньяк. Лучшее, что делают во Франции -- коньяк и массовая резня. Одно придает вкус другому. Ну, рассказывай, какую невинную душу ты на этот раз везешь к верной погибели?
-- Графиня Дезире. -- сказал Агасфер, сделав большой глоток и утирая рот рукавом.
-- Дезире? -- удивился Сатана. -- Того самого Дезире?
-- Не знаю, -- пожал плечами Агасфер, -- не знаю того самого.
-- Не следишь ты за политикой. -- вздохнул Сатана.
-- Политика! -- Агасфер сделал презрительный жест рукой. -- Краткосрочные перспективы. Не доставляет ничего, кроме неприятностей.
-- Ну да, ну да, -- покивал Сатана, -- лояльность к решениям режима, все такое...
Агасфер не ответил.
-- Так что с Дезире, мой друг?... -- спросил Сатана.
Агасфер хмыкнул.
-- Она перевозит сверток. Заявленная стоимость -- полмиллиона. -- сообщил Агасфер, вытаскивая сероватый носовой платок и вытирая им свою слегка нечистую шею.
-- Восхитительно! -- воскликнул Сатана, забрасывая ногу на ногу. -- Полмиллиона нежных бутонов роз? Полмиллиона разбитых сердец? Полмиллиона воздушных поцелуев?
-- Фунтов стерлингов, разумеется, -- сказал недовольно Агасфер.
-- Ты, мой друг, углубляешься в финансовые подробности, -- отмахнулся Сатана, -- это все ваши страховые штучки. Расскажи мне о ней.
Агасфер пожал плечами.
-- Сухая, длинная как жердь, -- сказал он, -- держится высокомерно, как все из Книги Пэров. По глазам видно, что ей скучно.
-- По глазам. -- повторил Сатана.
-- По глазам, -- кивнул Агасфер, -- можно подумать, что у нее две радости в жизни -- мастурбация и менструация, и она чрезвычайно недовольна, что время и мое присутсвие отняли у нее эти радрости.
Сатана захохотал.
-- Потрясающе, -- воскликнул он весело, -- это ты сам придумал? Впрочем, я уверен, что она получает удовольствие, выходя в свет. Но все это неважно. Что же заставило тебя оставить ее и прийти докучать нам, о мой проклятый друг? Не говори только мне, что ты действительно хотел знать -- где она умрет.
-- Представь себе, хотел. -- сказал Агасфер. -- Она глядела на меня так презрительно, что я наверное впервые за тысячу лет получу какое-то удовольствие.
-- Ну, ну, не морозь мой мозг, -- сказал Сатана. -- Она не может быть настолько плоха.
-- Да что она может знать о скуке! -- воскликнул Агасфер. -- Что она может знать о тысячелетиях однообразия, повторения, непрерывности!..
-- Ну ты сам решил стать страховым агентом, -- резонно заметил Сатана, -- я вот не могу представить профессии скучнее. Наверное только коммивояжер. Ты знаешь, что среди страховых агентов и коммивояжеров процент самоубийц выше, чем среди парикмахеров и таксистов? А ведь парикмахеры очень склонны к депрессии.
Когда никто не смотрит, большие белые акулы расслабляются и чернеют.

fenics

Натаниэль аккуратно взял пухлую руку Наполеона и задумчиво посмотрел на ладонь.
— Ну как, — сказал он, разгибая небольшие ухоженные пальчики, — это ведь не мой выбор, и не Его выбор. Если ты хочешь испытывать мучения — это целиком твое решение.
Наполеон вздохнул.
— Никто не побил Наполеона, кроме Наполеона, — хихикнул Сатана, складывая ладонь Наполеона в кулачок, — Эй, Наполеон, перестань бить себя!
Он дернул рукой и врезал Наполеону по подбородку его собственной рукой.
— Ну вообще еще было Ватерлоо, скажем, — сказал Наполеон, — и Россия... Да и все в итоге...
— Неважно, — сказал Натаниэль, отмахиваясь его рукой, — я просто пошутил.
— Жестокие у тебя шутки, — заметил Наполеон.
Натаниэль начал расстегивать пуговицы на пухлой груди неподвижно лежащего Наполеона.
— Мои шутки, твои шутки... — сказал он рассеяно, — неужели тебе так хочется сейчас разговаривать о шутках? Ты сейчас увидишь свои внутренности.
— А я не знаю, о чем мне сейчас хочется разговаривать, — признался Наполеон, — я еще ни разу не умирал.
— А ты расскажи мне — что ты чувствуешь, — сказал Сатана, — мне всегда интересно, как это — быть мертвым.
— Ну пока ничего, - сказал Наполеон, подумав, — конечно, мне не очень нравится то, что ты делаешь...
— Это не моя ж идея, правда? — ответил Сатана. — Ну может быть мне нравится это. Но я же должен любить свою работу, чтобы делать ее правильно.
— Да никто и не спорит, просто мне не нравится. Ты же просил рассказать, что я чувствую.
— Да я знаю, — вздохнул Натаниэль, копаясь в карманах, — только это же тебе надо, чтобы ты понял, что с тобой происходит.
— А чего тут непонятного? — удивился Наполеон. — Я умер и от меня уже скоро ничего не останется. Я исчезну, а будет только какой-то другой я, где там, кто-то иной, не такой, как я.
— Ну да, ну да, — покивал Натаниэль, — как и каждую секунду жизни. Не отвлекайся. Что ты чувствуешь?
Наполеон задумался.
— Ну, я... — он помедлил, — вообще-то мне довольно холодно.
— Так, — кивнул Натаниэль.
— А это нормально?..
Натаниэль пожал плечами.
— Ну тут вообще-то здорово дует, — сказал он, — я тоже слегка замерз. Ага! Ай! Черт!..
Он вытащил из кармана устрашающего вида скальпель и сунул в рот порезаный палец.
— Еще мне немного жаль, — сказал Наполеон, глядя зачарованным взглядом на лезвие скальпеля, — что все так кончилось.
— Ну, — Натаниэль вытер скальпель о штаны, — зато ты прославил на весь мир Сицилию как родину Наполеона.
— Корсику.
— Неважно.
Он занес руку с сияющей в лучах восходящего солнца металлической точкой.
— Работаем по опыту филлипинских хилеров. — сказал он.
— Я думал, филиппинские хилеры обходятся голыми руками.
— Опыт филиппинских хилеров и показывает, — объяснил Натаниэль, — что голыми руками не обойдешься.
Он приложил скальпель к пухлому животу Наполеона и мягко нажал.
— Добро пожаловать в вечность, — сказал он приветливо, глядя на побледневшее лицо Наполеона, — если мутит, у меня есть лимонные леденцы.
— Лимонные леденцы? — удивился Наполеон.
— Ну да, — сказал Натаниэль, бросая скальпель и вытаскивая из кармана маленький бумажный пакетик, — на целую вечность, правда, не хватит. Можешь взять пару.
— Да нет, не надо, — вздохнул Наполеон.
— Ладно. — Натаниэль снова сунул их в карман.
— А кто такая святая Елена? — спросил Наполеон, глядя в сторону, — давно уже интересуюсь.
— Первый раз слышу. — пожал плечами Натаниэль, — Ага, смотри. Печень сморщенная, вялая, в желчном пузыре камни. Вот тут болело?
— Болело, да, — признался Наполеон, — все время болело. Я вот так руку носил, чтобы погреть.
— И грудь у тебя отрастала, — заметил Сатана.
— Чего отрастало? — удивился Наполеон.
— Грудь. Женская. Признак поражения печени. Ладно...
Он аккуратно накрыл труп императора одеялом и, отойдя в сторону, закурил.
— У всего в итоге очень простой ответ, — заметил он, кивая прислонившемуся к стене Наполеону, — то есть дважды два равно четырем, когда идет дождь, земля становится мокрой, и так далее.
— Ну а дальше-то что?.. — спросил Наполеон, разглядывая свои полупрозрачные руки.
— А дальше идет жизнь после жизни. — ответил Сатана. — И поверь мне — она не лучше и не хуже. Она тоже жизнь.
— А куда я попаду теперь?.. — спросил исчезающий Наполеон.
— Так, дай подумать... — сказал Сатана, глядя на часы. — Сегодня четверг? Я думаю, к обеду. Рис и рыба. Попроси мне компот оставить. Всего тебе хорошего.
Когда никто не смотрит, большие белые акулы расслабляются и чернеют.


Goga

"Среди веществ-активаторов "метаболизма падальщика", широко использующихся в пищепроме, назовем два - 3-Метилиндол, он же скатол (Skatole; 3-Methyl-4,5-benzopyrrole; Beta-Methylindole и др.) и Индол (Benzopyrrole; 1-benzazole; 1-Benzazole; 1-BenzoPyrrole; 2,3-Benzopyrrole и др.). Добываются из фекалий. Являются продуктами распада белков в кишечнике. В "естественной" концентрации пахнут известно как, в меньшей имеют сливочно-молочный аромат, в еще меньшей - цветочный, ванильный, жасминовый. Первое из веществ используется в качестве ароматизаторов в кондитерских изделиях, "клубничных", "ванильных" и других мороженых, псевдосливочных "лакомствах", йогуртах и прочих крашеных детских сладостях, в "масличках" и спредах, в кофейных напитках, разного рода пищевых эссенциях и т.д., в производстве сигарет, "цветочных" освежителях воздуха, дезодорантах и другой парфюмерии. Второе вещество, помимо парфюмерии и пищепрома, используется в фармацевтике (индометацин и десятки его аналогов-"двойников" разных торговых марок). Также природный индол придает неповторимый запах жасмину и жасминовому маслу. Это фактически культовый продукт в учении-лечении-бизнесе "аюрведы" с мировым центром в индийской Керале и коммерческими сетями, парфюмерными линиями, аромотерапевтическими центрами по всему миру."
http://www.liveinternet.ru/users/4084478/post188780920/
:brovki:
Лужу, паяю, IBM подчиняю

Goga

Даже не знаю :repa:
Лужу, паяю, IBM подчиняю

Goga

Лужу, паяю, IBM подчиняю


Rara_Avis

Цитата: Goga от 01:52, 20 апреля, 2012Даже не знаю :repa:

Ну а что не знаю? Пристраивается в колонну ЗА СПИНОЙ священника такой типа тихий парень в спортивном костюме. А как видит камеру, расстегивает молнию. Получается картина маслом. Тупо.

Goga

Понятно. :repa: Резонно :degen

А вот это?
http://perevodika.ru/articles/21461.html
"В эксклюзивном сообщении агентства "Рейтер" говорится о том, что администрация Обамы предоставляет Китаю как своему "менеджеру по управлению денежными средствами" привилегированный статус. Китай будет единственной страной, которая сможет в обход банков с Уолл-стрит напрямую кредитовать Министерство финансов США! Как же так?"
:bams:
Лужу, паяю, IBM подчиняю


fenics

— Отче Мой, да минет Меня чаша сия... — сказал Иисус задумчиво.
Он вдохнул полной грудью и на секунду замолчал. Теплый ветерок слегка шевелил Его волосы, ночные звуки наполняли Его слух. Мир слушал вместе с ним.
— Э... Да... — повторил Он. — То есть нет, минует. Да. Чаша сия...
Затянувшись последний раз и бросив окурок на землю, Он закрыл глаза и, широко раскинув руки, стал слушать вместе с миром.
— Вечернее пойло! — ответил Ему веселый голос.
Христос открыл глаза и посмотрел на появившегося за Его спиной Натаниэля.
— Ты. — сказал Он мрачно. — Что у тебя?
Сатана быстрым движением поправил узкие одежды, обтягивающие его пах и, подняв перед собой серебрянный поднос, направился к Иисусу.
— Чаша сия! — объявил он. — Точно по расписанию.
— Я же просил... — вздохнул Иисус. — Иногда Я так бессердечен к Себе..
Натаниэль тактично хмыкнул и снял салфетку с чаши сей.
— Что ты туда бросил? — быстро спросил Иисус с подозрением.
— Ничего. — удивился Натаниэль.
— Не надо, — воскликнул Иисус, — ты сейчас вот так рукой дернул, Я видел!
Натаниэль помахал салфеткой.
— Я снял покрышку, — объяснил он, стараясь говорить медленно и спокойно, — она защищала от пыли.
Иисус недоверчиво воззрился на него.
— С чего это ты обо Мне так заботишься?.. — сказал Он глухо, беря чашу сию.
Натаниэль вздохнул и переступил с ноги на ногу.
Иисус посмотрел в чашу, потом на Натаниэля.
— Ты туда плюнул. — сказал Он уверенно.
— Нет. — ответил Сатана и вздохнул еще раз.
— Плюнул, плюнул.
— Не плевал.
— Ты плюнул и размешал, чтобы не было видно.
— Нет.
Иисус снова посмотрел на него.
— Потому что если Я узнаю, что ты туда плюнул, а Я узнаю, потому что я Бог...
— Поверь мне, — сказал Сатана, тщательно разделяя слова, — я туда не плевал.
На этот раз Бог, ничего не говоря, смотрел на него почти полминуты.
— Ты выделил «я», — сказал Он наконец, — ты попросил кого-то еще плюнуть туда, чтобы потом сказать, что не плевал туда сам.
— Да не плевал туда никто! — крикнул Сатана, умудряясь вздыхать и кричать одновременно, — ну кто кроме меня мог туда плюнуть?..
— Ага! Значит ты туда все-таки плюнул.
— Да нет же!
— Ну это мог быть Он, — сказал Иисус, подозрительно поднимая глаза к небу. — Это Его юмор...
— Опомнись! — воскликнул Сатана, — Это был Ты Сам, Ты бы знал!...
Они оба замолчали. Прошла еще минута. Иисус пялился в чашу, а Сатана вздыхал все чаще и чаще.
— Я Тебе говорил, что Ты запутаешься, — сказал он наконец мрачно, — но нет, кто меня будет слушать? Пускай Меня будет двое, нет, Меня будет пи, ладно, Меня трое, но это уступка, почему Меня не может быть столько, сколько Я хочу, Я же Бог...
— Если ты туда не плюнул, то ты туда точно... — начал Иисус.
— Нет. — твердо остановил Его Натаниэль и снова переступил. — Я не знаю точно, что Ты Сам Себе там... Сами Себе там придумали, но моих там — полотенце, поднос и посуда. Полотенце и поднос тут, верни мне чашку и я пойду по делам.
Иисус снова уставился на него буравящим взглядом. Сатана снова вздохнул.
— Ладно, можешь оставить Себе, — сказал он быстро, — удачи. Я ушел. Возвращайся поскорее, мы тебя ждем.
Он повернулся и сделал несколько шагов.
— Стой! — сказал Иисус властно. — Назад.
Сатана остановился, вздохнул еще раз и повернулся.
Иисус, не спуская с него глаз, осторожно пригубил содержимое чаши сей.
— Боже, какая гадость!.. — воскликнул Он, морщась от отвращения. — Как горько!
— Лайм кончился, — объяснил Сатана и еще раз быстро поправил причиндалы, — льда нет, были только холодная вода и лимонная кислота, вместо сахара — заменитель. Если Тебе это поможет, я рад, что пить это не мне.
Иисус поднял брови.
— Что ты себя все время трогаешь?.. — спросил Он. — У тебя чешется там? Что ты стоишь и трогаешь себя у всех на глазах?
Сатана неопределенно покачал головой и опустил глаза.
— Ну понимаешь, — сказал он, немного помявшись, — у меня сегодня свидание тут неподалеку... Я себе... Ну... Ну, прибавил чуть-чуть... Непривычно немного...
Иисус бросил на землю пустую чашу.
— Ах ты похотливый козел! — воскликнул Он, щелкая пальцами.
В Его голосе чувствовалось облегчение.
— Эй!... — воскликнул Натаниэль, хватаясь за промежность.
— Это один из самых торжественных, самых апрокрифических, таинственных вечеров в истории всего мира, — продолжал Иисус, закипая от гнева, — а ты, вместо того, чтобы сочувствовать, чтобы думать о деле, работать в команде, ты...
— Однажды Твое любимое издательство выпустит словарь, — пропыхтел Натаниэль, обшаривая себя, — и Ты узнаешь, что значит слово "апокрифический", которое Ты... Ну что ж это... Эй!
Иисус отвернулся и, сложив руки, уставился вдаль.
— Я тебя больше не задерживаю, — сообщил он пустоте. — Можешь идти куда хочешь.
— Да куда я пойду-то теперь! — воскликнул Сатана, вздыхая очень тяжело.
Он опустился на траву, закурил и вздохнул еще один раз.
— Это тебе не сад тысячи вздохов, — процедил Господь через зубы, — а Гефсиманский. Здесь не о бабах думать надо. Скорбеть надо. Сиди и скорби.

Когда никто не смотрит, большие белые акулы расслабляются и чернеют.

fenics

-- E-6 -- E-7. -- сказал Господь, бросив взгляд на доску поверх очков. -- Белый конь взял черного? Я, знаешь ли, все равно набираю вес.
-- Ну тут все просто. -- сказал Сатана, не поднимая глаз, -- Тот кто много есть -- полнеет. Не очень сложно, по-моему. Закон Вселенной.
Он развернул доску и, задумчиво сложив руки на груди, откинулся на спинку кресла.
-- Эх... -- Господь встал, подошел к столу с доской и, опустив на нос очки, внимательно посмотрел на нее. -- Чей ход?..
-- Твой. -- сказал Сатана. -- Всегда твой.
-- Просто проверяю. -- Господь уселся обратно в Свое кресло. -- Е-7 -- Е-8, пешка превращается в ферзя. Шах королю.
-- Мог бы и за черных уже сходить, -- сказал Сатана, -- хоть разочек.
-- Разочек ходил, -- ответил Господь, -- но это лишнее разнообразие. Совершенно лишнее.
-- Вот и в диете то же самое, -- откликнулся Сатана, -- однообразная пища приводит к удручающе однообразной полноте.
-- А вот это неправда, -- возмутился Господь, -- Я вчера ел эти твои чертовы брокколи. Здоровая пища, клетчатка. Запоры.
-- Ты залил их майонезом, -- сказал Сатана, -- да так, что их и не видно было. И добавил к ним большущий кусок баранины.
-- Вот тебе и разнообразие, -- сказал Господь, -- и тебя лысого Я буду есть одни овощи.
-- Ну тогда не жалуйся, что полнеешь, -- ответил Сатана.
Господь хмыкнул. Он подошел к большому зеркалу и уставился на Свое отражение.
-- И не буду, -- сказал Он, -- просто Я[ не хочу превратиться в доброго безобидного пузанчика... Черный ферзь на F-8. Ужасно быть пузатым и безобидным. Кстати, перелом в ходе игры. Ты сейчас проиграешь.
-- Есть люди, -- заметил Сатана, -- которые говорят, что могут есть сколько угодно и не полнеть.
Господь еще раз хмыкнул.
-- Интересно, как?..
Сатана пожал плечами.
-- Не имею ни малейшего понятия.
Господь, не оборачиваясь, смахнул с доски черного ферзя и передвинул белого E-8 -- F-8.
-- Мат тебе, черная душа, -- сказал Он. -- И все-таки это удивительно.
-- Что удивительно?.. Что кто-то что-то говорит?..
-- Удивительно, как мало некоторым людям угодно. Речь идет о здоровом дисбалансе...
-- Дисбалансе в чем?..
-- Да во всем... Во Мне.
Когда никто не смотрит, большие белые акулы расслабляются и чернеют.

fenics

Ромео нерешительно огляделся и перегнулся через прилавок к самому уху аптекаря.
— Мне нужен яд. — прошептал он.
Аптекарь посмотрел на него пристально, слегка прищурившись.
— Знаешь что?.. — спросил он наконец, и замолчал.
Ромео подождал. Он смотрел на аптекаря, аптекарь смотрел на него.
— Что? — не выдержал наконец Ромео.
— Я хочу есть. Чертовски хочу есть.
Аптекарь наклонился и исчез под стойкой.
— Ты знаешь, как я хочу есть?.. — раздался оттуда его приглушенный голос. — Нет, не отвечай, я сейчас сам отвечу. Очень. Я очень хочу есть. Я хочу есть как человек, который очень хочет есть. Как человек, который, например очень давно не ел, или в этом роде.
Над прилавком появилась его слегка запылившаяся голова.
— Эй, парень, — окликнул он Ромео (в этом не было никакой нужды), — ты знаешь, почему у меня такие впалые щеки? Потому что я жую их изнутри. Вот как я хочу есть.
Он снова исчез. Раздался грохот, что-то стеклянное упало и разбилось.
— Ага!
Аптекарь появился снова. В его руках была тарелка.
— Курочка! — возгласил он. — Прекрасная курица. Хочешь кусочек?..
— Нет! — воскликнул Ромео.
— Она нормальная, нормальная, — успокоил его аптекарь, — я просто не доел ее, потому что не хотел, и я подумал — "послушай, Карл" — а Карл — это я, поэтому я и сказал себе "послушай, Карл", а потом я сказал себе, "послушай, Карл, оставь ее, наверняка позже она тебе снова понравится", и вот — она мне снова нравится. Хочешь кусочек? Только небольшой... Тут и так мало осталось.
— Вы меня, по-моему, не поняли... — сказал Ромео после того, как аптекарь замолчал, — мне нужен яд.
— Понимаю... — Аптекарь снова прищурился и, пристально уставившись на Ромео, покивал. — Яд... Не курица?
— Нет. Яд.
— Понимаю...
Он снова наклонился и, пошарив, достал небольшую бутылочку.
— Вот твой яд.
Ромео взял бутылочку.
— Но тут сказано "слабительное"! — воскликнул он, рассмотрев ярлычок.
— Кто из нас двоих аптекарь?.. — спросил аптекарь. — Явно я, потому что я в аптеке, а ты нет. Эй, секунду...
Он снова пристально посмотрел на Ромео.
— Ты тоже в аптеке, — сказал он наконец, — и как я раньше не заметил?.. Что это у тебя в руках?..
— Ваше слабительное. — ответил Ромео. — Но мне...
— Спасибо, — аптекарь выхватил бутылочку у Ромео, — спасибо большое, в этих местах так трудно достать хорошее слабительное...
Он посмотрел на бутылочку на свет.
— Эй! — воскликнул он с яростью. — Это не слабительное! Это яд! Ты хотел отравить меня!
Он сунул в рот кусок курицы и начал ожесточенно жевать, не сводя с Ромео возмущенных глаз.
— Да это Ваша бутылочка, — сказал Ромео, делая шаг назад, — я хотел купить у Вас яду...
— Понимаю... — сказал аптекарь, снова прищуривая глаза и пристально глядя на Ромео.
Они помолчали еще немного.
— Так и... — начал Ромео. — Сколько он стоит?..
— А для кого берешь?.. — спросил аптекарь.
— Для себя.
— Сто флоринов.
— Сто флоринов?! — воскликнул пораженно Ромео. — Почему так дорого?!
— Ну если ты его выпьешь, деньги тебе больше не понадобятся, — сообщил аптекарь, — а я потеряю клиента. А если ты передумаешь... Разве твоя жизнь не стоит ста флоринов?
— Хорошо, хорошо... — сказал Ромео покорно, вытаскивая кошелек.
— Погоди, парень, — остановил его аптекарь, преостерегающе подняв руку, — зачем тебе принимать яд?..
— Ну, это из-за женщины. — ответил Ромео. — Из-за несчастной любви.
— Понимаю... Понимаю... — снова закивал аптекарь. — У меня такое было в жизни. Меня бросила женщина, которую я любил, и я погрузился в пучину черной тоски и отчаянья. И так далее. И тоже хотел убить себя. Но потом я сказал себе — "послушай, Карл" — я это все время себе говорю — "послушай, Карл" — два раза говорю, а то и больше — "отложи это". Да, так и сказал. "Послушай, Карл, отложи это, подожди немного и, может быть тебе снова закончится жить". И я так и сделал и — смотри — я тут, я живой, и хочу жить, хотя моя женщина ко мне так и не вернулась.
— А когда она бросила Вас?..
— Час назад. — Аптекарь рукавом стер пыль с пузырька и оторвал ярлычок. — А почему отравиться? Отравлять себя так неэкономно. Этот яд такой дорогой. Ты не хотел просто повеситься?
Ромео пожал плечами.
— Слишком много возни.
— Утопиться?..
— Нужен водоем.
— Понимаю... Понимаю... Мобильность и независимость... А как насчет зарезать себя?..
— Слишком больно. Я хочу умереть без мучений.
Аптекарь снова прищурился и покивал.
— Понимаю... Понимаю... Ты считаешь, что ты достаточно страдал и при жизни...
Ромео пожал плечами.
— Хотя на самом деле ты просто трус... Ну, в таком случае, этот яд не для тебя. — сказал аптекарь. — У тех, кто его принимает, вылезают глаза от боли, и не просто так вылезают, нет... Через уши.
— Через уши?!
— Да. Через уши. Ну что, будешь брать?..
Ромео пожевал губы.
— А у вас нет яда послабее?
— Нет! — отрезал аптекарь. — У яда бывает только два действия. В конце ты мертв — или в конце ты жив. Яд послабее называется не ядом. Он называется лекарством.
— А нет ничего такого, чтобы просто заснуть и не проснуться?..
Аптекарь задумался.
— Понимаю... Понимаю... Вот.
Он поставил на прилавок еще одну пыльную бутылочку.
— Вот. Человек, который это принимает, засыпает... И все.
— И все? Никаких мучений, боли и глаз в ушах?..
— Нет. Человек засыпает и не просыпается. Ничем его не разбудишь. Иногда он спит до обеда. Иногда, говорят, — аптекарь огляделся и понизил голос, — целые сутки.
Когда никто не смотрит, большие белые акулы расслабляются и чернеют.

fenics

....немеого отход от темы. но так как ветка форума весёлая, пусть здесь полежит...

Решил я, ребята, стать охотником. И рыболовом. И с**а собирателем ещё, до кучи. Метко бить птицу, гусей там, уточек, тетерей разных. Лося стрелять, кабана и белку в хитрый ленинский глаз. Двенадцатым мужицким калибром. Ловко выуживать из речной пучины злых щук, хитрожопых сомов и похуистических раков. Бродить по осеннему лесу в тирольской шапке, прихлебывая спиртное из фляжки, ссать на муравейники и барсучьи норы. Красота!
Планы требовали реализации. В ходе консультаций с бывалыми прояснилось, что для формирования меня как полноценного члена охотничьего братства необходимы такие элементы имиджа как охотничий билет, обмыть, ружо, обмыть, ебические сапоги и обмыть. Пытливый читатель конечно уже догадался, с какого пункта решено было начать процесс обращения. Засиделись дотемна и верный Вовчанга остался ночевать у меня. Жены общались по телефону и лили яд.
Дальше дело пошло легче легкого. Билет охотника и рыболова мне принесли в условленное место в обмен на фотокарточку, тыщу рублей, две водки и селдь. На радостях выпили. Ночевал у Митюни. Жены роптали.
И справку в поликлинике я добыл без особого труда, даже доктора-психопата проскочил на шару. Только со старичком наркологом повозиться пришлось. Доебался, дурила плешивая, почему я пьяный такой. Чуть даже не повздорили мы с ним на этой почве. Но обошлось. Справил я справочку. Ну и этот факт мы спрыснули. Ночевали с Вовчангой у Митюни. Не знаю что сказали жены друзей, но моя одарила меня ролевой игрой. Я был еврей, она – Холокост.
С сейфом я тоже договорился. Ведь ружьё стальное с пулями хранить надо не где-нибудь под матрасом зассаным, а непосредственно в железном ларце, и запираться тот ларец должен на ключик заветный. Так вот. Сейф, железный и тяжелый, как сама жизнь, обнаружился дома у Митюниного кума. Куму он достался вместе с квартирой от дяди-полковника и нах*й ему нужен не был. Кум не любил сейф и подозревал его в подлостях и коварстве. Сейф отвечал взаимностью и частенько, подкараулив в своем коридорном углу пьяного в сраку хозяина, нападал на него и больно пиздил своими углами. Словом, их отношения себя исчерпали. Сейф был сторгован мне на условиях самовывоза и обмыва на месте.
В назначенный час субботнего дня решительный я, подтянутый Митюня, беззаботный Вовчанга и крепкий литр уверенно вошли в подъезд кума и, ступая через какие-то лужи, поднялись к нему на третий этаж.
- Йопте, кум – Митюня привычно толкнул незапертую дверь – ты штоль полы в подъезде по-моряцки мыл? Бля...
Лужи продолжились и в квартире. Более того, лужи были не только на полу, но и на потолке оной. Хозяйский скарб напольного хранения был хаотично навален на диваны и столы, а сам хозяин меланхолично восседал, забравшись с ногами на стул, посреди комнаты. Перед ним в обширный таз бодро текла с потолковой люстры вода.
- О, тепленькая – помыл руки Вовчанга.
- С какого идет? – выставляя флаконы на подоконник поинтересовался я.
- С пятого. Там не живет никто, хозяин в Москве. А воду сантехники перекрыть не могут никак потому что ключ от подвала проебали. Щас дверь в подвал ломают – кум широко улыбнулся.
- А что это тебе как будто похуй всё? – Митюня доставил с кухни стаканы и понес наполнившийся таз выливать в ванную.
Кум принял из Вовчанговых рук стакан, дождался возвращения Митюни и молча достал откуда-то из-за пазухи зажигалку, надорванную папиросную пачку и спичечную коробку. От, знаете ли, хозяйственных спичек. Большая такая, как мыльница.
Есть такая мультипликационная сказка, "Дудочка и кувшинчик". Все ее смотрели наверное, а многие и не по разу. Там еще девочка-полудурок мечется, то ей одно подавай, то другое. Вот и мы бл**ь. Как дорвались. До с**а дудочка, то кувшинчик, то снова дудочка, а потом снова кувшинчик. Пых-пых, буль-буль. Буль-буль, пых-пых. Свое допили, так за хозяйское взялись. Таз четыре раза выливать носили, так два раза наебнули. Утюгом в кёрлинг играть пытались, но что-то не задалось. Стали тогда на санках детских по дому кататься. И все главное весело так, задорно.
Фестиваль прервал счастливый случай. Митюня, разогнавшись, не рассчитал управляемость груженых Вовчангой санок, не вписался в поворот и со всего ходу приложил его о выступающий край продолговатого железного ящика.
- А-а-а, бл**ь – заблеял, упав на сырой пол, Вовчанга – Что это было?
- Опа! Поцоны, Вовчанга сейф нашел – радостно провозгласил Митюня.
И мы засобирались.
Сейф, как ему и положено, оказался тяжелым. Вовчанга, тоже следую ожиданиям, снял свою кандидатуру с должности носильщика, сославшись на то что он-де перенес операцию и ему доктор тяжести поднимать запретил.
- И вообще, я ударился о ебучий ящик и у меня в голове теперь что-то пикает – Вовчанга попытался изобразить страдающее ебальце.
- Ты бля ещё при рождении ударился, когда тебя акушерка не поймала, - отозвался со своего стула митюнин кум – А пикает походу квартирная сигнализация у соседа с четвертого. Замкнуло наверное от воды... - паузы в его речи становились все больше – Жалко соседа... Приличный человек... В прошлом боксер... Расстроится наверное...
Остекленевшего кума снимать со стула не стали, побоялись расколоть. Пришлось нам с Митюней тащить металл вниз вдвоем, с кряхтением, пердением и добрыми обещаниями Вовчанге. Вовчанга бежал впереди и деловито проверял ручонками ширину лестницы, мол пройдет ли сейф. Два раза при этом он упал и один раз аж наебнулся. Наконец мы добрались до подъездной двери. За ней ковырялись с домофоном и бубнили. Вовчанга нажал на домофонную кнопочку и отпрянул.
- Посторонись! – рявкнул я и, мощно ускоряемый сейфом и Митюней, токнул ногой дверь и резво вышел на улицу.
Автоматчики с той стороны тоже отпрянули и вежливо посторонились, давая нам проход.
- Фу бл**ь – Митюня тяжело дышал – Доперли.
- МЕНТЫ!!! – раздался за спиной прямо сказать нечеловечий крик.
- Дыщ! – от испуга упал сейф.
- Йо! – отскочил Митюня – Баный рот!
- Чик – закрылась подъездная дверь.
- Менты! Атас! – бежал вверх по лестнице Вовчанга.
- Стоять – навел на меня автоматик сержант-ментёнок. В глазах его читались премия, повышение по службе и грамота в родной сельсовет.
- Смотри не обоссысь, Айвенго – зачем-то сказал я ему.
- Какие фаши доказательства? – с ходу пошел в отказ Митюня.
- Я требую адвоката Генри Резника – наседал я.
- А я – германского консула – не отставал Митюня.
- Так, пакуйте этих в машину пока – распорядился старший милицейский, вскрыв наконец домофон – И наверх, квартиру проверять. Как бы третий через крыши не ушел.
Сержант услужливо открыл нам заднюю дверь бобика и мы с Митюней чинно, как два плененных голожопыми масаями английских лорда, прошествовали внутрь.
Менток лихо захлопнул дверцу и засеменил к подъезду, за остальными.
- Э – кричу ему в сквозь решетчатое оконце – Дядя! Ты-то куда пошел? Сейф кто сторожить будет?
Да куда там. Скользнул шельмец в темноту подъезда и был таков.
Вечерело.
Приходили бродячие собаки. Долго нюхали сейф и ссали на него.
Бодрой стайкой пронеслись сантехники.
Приходили гопники. Стали смотреть жадно на сейф и озираться. Были обруганы по всякому. После чего долго ссали на сейф.
Менты принесли Вовчангу. Вовчанга брыкался, упирался руками и ногами. Кричал про апартеид и Сахарова, про Гаагу и тридцать седьмой. Попав к нам в неволю, рассказал, что был взят на верхнем, пятом этаже и что это им так не сойдет.
Приехал боксер с четвертого этажа. Сейфа как своего не опознал, и брезгливо обойдя его, поднялся к себе в аквариум, акты подписывать и сигнализацию отключать.
Наконец ментяры управились. Старший подошел к окошку, за которым томились мы, помолчал, и, лаская себя за ус, поведал:
- Ну, в принципе невиновность ваша установлена. Вы конечно буйные как алый понос, особенно вот тот, на сикель похожий, и по-хорошему надо бы съездить в РОВД для установления личности. Ну да х*й с вами, пиздуйте. Открывай!
Морозной свежестью и мочевиной встретила нас свобода.
- Чо с ссаным ящиком делать будем? – мы обступили чернеющий на несвежем снегу параллелепипед.
- А чо тут делать, йобаный василий – достал я х*й – Чо тут делать? Впезду эту охоту.
Три струи давали частые крупные брызги.
Когда никто не смотрит, большие белые акулы расслабляются и чернеют.

fenics

Широка Русь, друзья мои. В ней, вы знаете, много дремучих заповедных лесов, высоких скалолазных гор, глубоких водных рек и плодородных землистых полей. Леса облюбовал разный лесной зверь, жук и суровый грибник. От гор сам не свой орёл, лыжник и добрый хач. Водоёмы заселил хитрый плодовитый карась. На бескрайних просторах полей правят бал сурок и крестьянин. По весне, чуть солнца луч согреет землю, крестьянин принимается пахать, и сеять, и боронить. Сурок жрёт. Летом крестьянину не до блядок, он косит траву, поливает и пропалывает помидоры. Сурок той порой жрёт. Осенью крестьянин собирает урожай, консервирует помидоры и ставит в теплый угол брагу. Сурок жрёт истово, предвещая наступающие холода. Зимой же усталый сурок спит. А крестьянин принимается жрать, и в этом никаких границ не осязает и осязать не хочет.
Наш Вовчанга, как и многие иные, произошёл из старинного крестьянского рода. Столетьями, из года в год, вовчангова семья закапывает в землю и выкапывает из неё же клубни картофеля. Весной зароют мелких и мало, осенью выроют много и больших. "Чудо!" – воскликните вы и разрыдаетесь. "Обычно дело" – небрежно бросят они в ответ и сноровисто поправят онучи. Так жили испокон веков. Себя кормили, скотов своих и городского жителя за деньги. Но вот настали новые времена, и родился на свет Вовчанга, и был он предпоследним мужчиной в роду, и получил образование верхнее, и трудился в городе, на должности. Однако на картофельно-земляные работы ездил исправно. Вот и этой весной, в один погожий день, из вовчанговой мобилы раздался тревожный гул звонка.
- Здравствуй, Вовчанга – сказал телефон.
- Привет, мама – сказал Вовчанга.
- Пришла пора сажать в землю-кормилицу клубни картофеля, Вовчанга.
- Да, мама.
- Приезжай в эту субботу. Но помни! Отцовский радикулит свиреп, дядя Толя в Сургуте, сын его Петр, брат твой двоюродный, в армии, а Колян, зять наш, пропойцей оказался, плутом и уголовником. На тебя ответственность возлагаю, Вовчанга.
- Но, мама...
- Чо бля мама?! Чо мама? Возьми с собой друзей. У тебя ведь есть друзья?
*
Субботний полдень ласково согревал белые тела жаркими фотонами солнца. Тут и там обильно цвели сакуры. В ведре с колодезной водой нежились бутылки спиртного. На углях шкварчало мясо.
- А всё-таки есть хорошие стороны в классовом неравенстве вообще и обнищании села в частности – я подрезал огурцы и поправил средь травы стаканы.
- Чо ты сказал сейчас? – Митюня сморщил лицевые органы и придирчиво осмотрел налитое – Где бля неравенство?
- Он сказал заебись – Вовчанга усердно отжимал майонез в тарелочку – Заебись что мы имеем возможность за пятьсот рублей и три литра бухла пригласить любителей посадить картошку на чужой территории.
Вовчанга привстал и строго оглядел согбенные спины мужчин мексиканской наружности, споро погребающих семенной материал в толщу вовчанговой земли.
- А что, барон – я откинулся на пышные ватники – Не подумываете ли Вы удалиться от сует и тщеты большого города и вести размеренную жизнь землевладельца? Бухать сэм, спать на сене и ср*ть в малине, а?
- Коз заведёшь себе – Митюня лихо махнул, не вынимая изо рта травинки – Селянку дородную повстречаешь. Сегодня коза, завтра селянка. Коза. Селянка...
- Нет, господа – Вовчанга основательно пригубил – Спокойная жизнь не по мне. Страсти пленяют меня, азарт и адреналин. В душе я авантюрист, дерзок и склонен к побегу. Есть одна идейка...
- бл**ь, опять начинается.
- нах*й твои идеи, Вовчанга, участковый и так волком смотрит.
- Да вы послушайте сначала! – вовчангов глаз возбуждённо блеснул сквозь стакан – Верная тема!
- Статьи какие?
- Мошенничество и сбыт фальшивых денег – быстро ответил Вовчанга – Но нам их вменять не будут! Риски почти нулевые, я все обмозговал. Слушайте.
Митюня снял с углей мясо, я обильно оросил кубки и Вовчанга повёл свой рассказ.
- Не так давно, друзья мои и подельники, я прочёл роман популярного сетевого писателя. Там про казино. Я окунулся в атмосферу азарта, лёгкой красивой жизни и дерзкого мошенничества. Впечатлился я, много думал и разработал-таки элегантную авантюру. Что бля?! Не надо на меня смотреть такими овальными глазами. Без вас понимаю, что казино – дорого и с нашими ебалами небезопасно. Мы туда и не пойдём. Мы выставим людей, которые давно заслужили этого. Напёрсточников.
- Ёбаные кости - я изрядно плеснул по стаканам - А напёрсточников наёбать – это легко и безопасно, как в песочницу написять.
- Оторвут ноги, Вовчанга – Митюня взял пузырь и дополнил стаканы доверху – Короткий станешь, постоянно будешь студить жопу и наступать на яйца.
- Что деньги отнимут ладно, не отняли бы честь – я пристально как мог всмотрелся в авантюриста – Дорожишь ли честью, команч? Лелеешь её? Ежедневно ли моешь?
- Да ладно вам. Всё пройдёт гладко. Играть будем не в нашем городе, косить станем под залётных москвичей. И деньгами рисковать не придётся. У меня дома лежат шестьдесят две фальшивые тысячные бумажки. От настоящих х*й отличишь. Колян подарил, зять. По пьяни. До отсидки ещё.
- Вовчанга – Митюня внимательно жевал томат – ты безнадёжно порочен, безнадёжно. Давай выкладывай детали.
*
На залитый пивом и светом перрон узловой станции Канаш из дверей спального вагона проходящего поезда сошли трое лощёных столичных ухарей. Ехали-то они в общем, но на перрон сошли из спального.
- А что, бабуся – развязно обратился один из них к старушке с пивом и пирожками – где тут у вас можно недорого акции купить?
- Нда-а-а – второй придирчиво осмотрел ногти на своей руке – совсем маникюр расшатался. А в этой дыре поди и отманикюрить никто нормально не сможет.
- А что вы хотели, ребята – третий критически оглядел здание вокзала – Ведь это мы, москвичи, спиздили у этих наивных провинциалов все деньги.
Ведя такие разговоры, проезжие гости не спеша, но достаточно прямо двигались к краю вокзальной площади, где между ларьков, на расстеленном куске линолеума бодро сновали синие стаканчики и кипели страсти игры. Подойдя к играющим рабам азарта, хлыщи живо заинтересовались процессом.
- Что-то я не пойму – первый брезгливо озирался – Хулио все стаканы-то одноцветные у вас? Чёрное где, красное? Почему не по сукну зелёному гоняете? Бабочка ваша где, товарищ?
- Скажите, милейший, а можно ли на два стаканчика сразу ставить? – покровительственным тоном осведомился у мошенника второй.
- Можно. Выплата три к двум. Стаканчики не сплитуются. Подходи, угадай – получи бабалай!
Оставленный на секунду без внимания третий стервец вдруг вынырнул из ниоткуда, с тремя полторашками джин-тоника в руках, и деловито раздал по одной товарищам.
- Ты чо творишь, с**а?! – благодарно вопрошал его взглядом второй-Митюня.
- Ты бл**ь что, паленую тыщу разменял, шланг ты клистирный?! – немым гитлером смотрел на Вовчангу первый-я.
- Всё охуенно, Москва! – третий повеса беззаботно оскалился и, достав из кармана перетянутую резинкой стопку тысячных бумажек, ткнул пальцем в оператора напёрстков – Давай крути свои стаканчики, лукавый мучачо. Куражиться будем.
Мучачо зашуршал своими инструментами обмана. Потекла игра. Пошло обоюдное наебалово. Вовчанга ставил каждый кон на два стакана, и всегда по тысяче рублей. Время от времени добрый мучачо позволял Вовчанге угадать, и тогда выигранную пятихатку тот прятал в карман, а тысячную снова пускал в дело. Таким нехитрым макаром в кармане московского озорного гуляки медленно, но верно копилось отработанные сальные дензнаки, а в кармане счастливого дельца от игрового бизнеса – резаная бумага. Случись выигрыш, Вовчанга принимался громко клокотать, поливать гортань пойлом, и мерзко пританцовывать. В моменты неудач кручинился несильно и опять же жрал смертельный лимонад. Мы с Митюней тоже довольно щерились, булькали шипучкой и исподтишка озирались по сторонам на предмет путей внезапного отступления. Митюня к тому же мял в кармане поношенный отцовский кастет.
Добыча росла, причём росла у обеих играющих сторон. В лапах Вовчанги оставалось всего три неизрасходованные бумажки, когда вокзальный голос объявил о грядущем отходе поезда.
- Полно Вам, Достоевский, не проигрывайтесь в пух – я положил руку Вовчанге на плечо – Пойдемте.
*
Мерно стучали колеса. Свет вечернего солнца через стекло окошка тамбура играл бликами на наших героических лицах и зажатой в моём кулаке куче смятых тысячных бумажек.
- Ты зачем, негрила поволжская, деньги выигранные разбрасывать стал? – я укоризненно ткнул кулаком вовчангову грудь – Зачем кричал про нацпроект "Халява", сучара?
- Чтобы погоня отстала. Верный метод, в кино видел. А вот ты почему эти бумажки не бросил? И вообще, нахуя ты их у этого мучачи назад отнял? Как преступник какой-то.
- А хуле. Митюня его когда наземь уронил, а тот опал уставший, тыщи так и выглянули из кармана, так и выглянули. Пропали бы. Пришлось забрать – я перевёл взгляд на Митюню – А ты, тайсон-в-детстве, ты зачем ему переебал кастетом-то? По какой причине?
- А я ему переебал по очень простой причине. Потому что наш мастер игры, хоббит бл**ь перезрелок, в ответ на "Пойдёмте" подорвался как в жопу проткнутый и помчался к поезду. Да еще вопил "Сваливаем, сваливаем быстро". Того и гляди могло возникнуть недопонимание – Митюня достал кастет, носовой платок, и, протирая прибор, приблизился к Вовчанге - Ты, вафля пионерская, зачем побежал, а? Орал дурным голосом зачем?
- Нервы – Вовчанга потупился – Тревожность я ощутил.
Секунд семьдесят мы молчали.
- А что – почесал затылок Вовчанга – Когда следующая станция? Может там повезёт?
Свет вечернего солнца через стекло окошка тамбура играл бликами на наших героических лицах и зажатой в моём кулаке куче смятых тысячных бумажек.
Когда никто не смотрит, большие белые акулы расслабляются и чернеют.

fenics

- А еще – Вовчанга меланхолично пережевывал рыбью голову – еще доктор сказал, что если чота там у него не получится – он и яичко мое подрежет, левое.
В розовых Вовчанговых глазах блеснули слезы.
Я осторожно под столом пересчитал свои яйца.
Митюня вздохнул и разлил по полной.
*
У Вовчанги в яйце завелась киста, какой-то сложной формы. Современная медицина долго изучала ее путем пальпации (доктор Ефремова, 2 эрекции), ультра-звукового исследования (доктор Якимова, 1 полуэрекция, вялая), и наконец вынесла вердикт устами сурового седоусого врача-хирурга Петрова. Тут обошлось без поднятия письки, чему измученный стыдом Вовчанга был несказанно рад. Ну собственно, до самого оглашения вердикта он и радовался.
- Ну что бл**ь – сказал Петров – в понедельник ложись нах*й в стационар, во вторник вырежем твою кисту впизду. Гы-гы. Кисту-впризду. Гы-гы-гы.
- А яйцо не заденете? – Вовчанга с недоверием разглядывал пустую водочную бутылку в мусорной корзине возле стола эскулапа.
- Да х*й знает, постараемся. Нетрадиционной, видишь ли, формы киста твоя. Ебучая она, Вова, сильно ебучая. Ебучая как – доктор пошарил глазами по кабинету и уперся в плакат с человеческим скелетом – как смерть сама она ебучая! Да ты не ссы, - Петров ободряюще оскалился - второе-то яйцо в порядке у тебя! Поживешь еще, Вова! Все, пиздуй давай. Следующий!
*
И вот мы сидели в кабаке и на пару с Митюней психически терапевтировали страдающего Вовчангу. И надо сказать, заметно в это преуспели, проведя пациента от испуганной растерянности (литр водки) через страх и панику (еще ноль-семь) к состоянию лютой черной безысходности (по два пива и еще ноль-три водки).
- Ох отсекут мне послезавтра яйку-то, сердцем чую – отсекут.
Он уронил голову на кулаки и скорбно мотал ею из стороны в сторону.
- Да хуле ты, Вовчанга! – Митюня разлил еще и как бы мимоходом добавил водки в вовчангово пиво – у тя и так двое детей, нахуя больше-то!
- Правильно – поддержал его я – лишь бы х*й стоял. х*й, Вовчанга, встанет на одном яйце или нет? Доктор что сказал?
- Доктор пьющий – глухо отозвался тот – Яйки мои, яйки.
- А-а-а – понимающе протянул я. И пошел ссать. Время у писсуара коротал, представляя Вовчангу на деревянной ноге, с железным крюком вместо руки, стеклянным глазом и силиконовым яйцом в штанах.
Вернувшись в приподнятом настроении к столу, я обнаружил за ним Митюню, медитирующего над свекольным салатом.
- Митюня! Митюня! – я помахал руками перед ним – накопилось два вопроса.
- Валяй вопросы – Митюня воспрял.
- Первый. Где ты спиздил эту нездоровую хуйню?- я ткнул пальцем в салат – Второй. Где однояйцевый?
Потекли, как пишут в художественной литературе, минуты ожидания. Митюня шевелил бровями, моргал разными глазами по очереди, пытался пару раз залипнуть и наконец решительно произнес:
- Затрудняюсь с ответами по обоим пунктам.
Мобила Вовчанги мирно лежала на столике. В гардеробе куртки его не оказалось.
*
Бог пьянства и блудняка нас не оставил. Опрос таксиста, дежурящего снаружи у кабака, показал, что Пьяный Щетинистый м***к, Похожий На Хорька действительно покинул заведение общепита несколько минут назад и пытался на данном таксомоторе отчалить в сторону реки, суля водиле пятьдесят рублей. Был послан на х*й, и причем пешком. Пытался вступить в физический конфликт с таксистом. Был вежливо выпровожден за дверь. Но уверенности своей не растерял, пересек проезжую часть, остановил экипаж и таки отбыл, растворившись в красных стоп-сигналах попутных автомобилей.
- Так бля. Ты, подонок, отпиздил и выкинул на мороз помощника кандидата в депутаты Госдумы – заливисто запиздел я, усаживаясь на штурманское седло – Давай теперь вези нас к той реке, да поторапливайся!
- Вези, голуба – нежно прохрипел с заднего сиденья Митюня – будет тебе кровавый стольник.
Шофер ударил по педалям и мы понеслись по ночным пробкам к великой русской реке. В дороге мы с таксистом ожесточенно спорили за нанотехнологии, а Митюня под этот шум технично и беспалева нарыгал в матерчатый карман за сиденьем водителя. Так, каждый по-своему коротая время, мы и доехали до съезда к реке.
- Этот вроде, так и не узнать ни хуя – показал таксист куда-то вперед рукой.
- Бля-а-а – протянул Митюня.
- с**а нах*й – выдохнул я – Митюня, резко бежим! – и водиле – Жди!
На белом ледяно-снежном покрытии реки чернела полынья, с сооруженной на Крещение купелью, со ступеньками, перилами и прочей хуйней. Наверное тут по утрам резвятся моржи. Но сейчас моржей не было. Зато был Вовчанга. Голый Вовчанга. Голый Вовчанга по колено в воде. Голый Вовчанга по колено в ледяной январской воде.
- Прощай, тестикула моя! – истошно завопил он и резко шагнул вниз по ступенькам, погрузившись в воду по пояс.
- Чо он делает, бл**ь?! – на бегу охуевал Митюня.
- Прощай, ресурс детишек мой невосполнимый! – Вовчанга подпрыгнул в воде, показав на миг над водой жопу, и погрузился в пучину теперь по грудь.
- бл**ь, Митюня! – заорал неожиданным фальцетом я – Знаю я эти его подъебоны! Давай хватай его и тащи на сушу! А то уйдет!
- Куда уйдет? – Митюня трепетал.
- В Астрахань. По дну!
Мы добежали до купели.
- Ох вы яйки мои, яюшечки! – причитал в воде пациент.
- Вовчанга-а – Ласковым голосом позвал его Митюня - А, Вовчанга. Выходи на берег, сучок. Хуже будет.
Я вцепился в край перил, нагнулся над водой и протянул Вовчанге руку. Он обернулся, туманным взором обвел нас, улыбнулся, поднялся на две ступеньки, и взял меня за руку своей ледяной ладошкой. И стал вместе с моей рукой пятиться в воду.
- А-а-а!!! - заорал я – А-а-а!!! Гаси его, суку! Гаси нах*й! А-а-а!!!
Ботинки мои скользили на самом краю воды.
Митюня заметался по берегу, потом замер на секунду, и с криком "Пездища!" шагнул в воду и одним точным щелчком въебал Вовчанге в левое око. Вовчанга как-то сразу заснул, был подхвачен, вытащен на лед и уложен на него же. Повисла тишина, оттеняемая звуком отъезжающего от греха подальше таксиста.
- И чо делать теперь? – Митюня смотрел то на свои мокрые башмаки, то на лежащего Вовчангу – Может утопим его нах*й и по домам пойдем?
- Нет. Его топить бесполезно, один х*й не утонет. Давай облачать его в одежду, а потом вызовем нам новое такси.
Одеть вырубленного гандона оказалось делом не из легких. Скользким бля говном оказался наш пьяный друг. И как раз на финальной стадии, когда мы натягивали на него ботинки, берег реки осветили проблесковые огни патрульного уазика.
*
- Бля-а-а... Где мы?
- Мы в камере, Вовчанга.
- В обезьяннике с**а.
- Бля-а-а... А за что? Чо было-то?
- Есть подозрение что мы тебя ограбить хотели.
- И с**а походу растлить.
- Бля-а-а... А чего у меня рубашка мокрая? Я облевался что ли?
- Нет, Вовчанга. Ты купался.
- В крещенской с**а купели.
- Бля-а-а... А зачем вы меня туда привезли?
- Ты сам туда поехал, контрацептив бэушный.
- С невосполнимым с**а ресурсом прощался.
*
На пороге РОВД Вовчанга набрал номер жены. Грустно помолчав минуты три-четыре, он произнес наконец слабым голосом:
- Дорогая, я домой заезжать не буду, я в больницу прямо из милиции проеду.
Когда никто не смотрит, большие белые акулы расслабляются и чернеют.

fenics

Не секрет, друзья, что денег не хватает. Не хватает всем. И мне не хватает, и тебе. И чёрному не хватает, и жёлтому. И синему, и зелёному. И каждый вынужден себя в чем-то ограничивать, чтобы концы с концами свести. Один старичок заплатил за газ, свет, тепло и теперь будет каждый день бриться и в собес ездить со школьным проездным. Второй цветы купил, мартини купил, а на гандоны не хватило. Сидят теперь, телевизор смотрят. Третий очень хочет купить металлургический комбинат в Индии, и условия вроде хорошие, и цена пиздатая, но для этого придется продать футбольный клуб, а тогда перед поцонами с Ист-Енда будет неудобняк, ибо зуб дал что кубок лиги в этом году возьмет. И это его тяготит и лишает сна. Четвертый выпил два боярышника, а на третий не хватает хоть уебись. Взял зеленки, стоит в сторонке, репу чешет. А пятый трудится в сфере гей-сутенёрства и для него фраза "сводить концы с концами" – не просто слова.
Словом, всем непросто.
Вот и Вовчанга стоически тянул лямку жизни, гружёную семьей с двумя детьми, ипотечным кредитом, перманентным ремонтом и алкоголизмом. Дети просили жрать и велосипед, жена требовала цветов и новые обои, ремонт требовал перфоратора. Платежи по ипотеке вошли в вовчангову жизнь надежно и регулярно, как менструация. И лишь алкоголизм ласково и крепко, как руки негра, обнимал Вовчангу, прижимал к груди и вел вдаль, к сверкающим мирам. Но тоже с**а за деньги.
И вот последней геморройной шишкой на анусе благосостояния Вовчанги стало приобретение автомобиля. Заграничного производства, в кредит.
*
Как обычно, субботним вечером мы с Митюней перевоплотились в пчёлок. Прилетели иными словами на полянку, присели на цветочек и окунули жальца в нектар. И жужжим тихонечко. Обсуждаем политическую ситуацию, ставки на бобслей, спорим, что больше – горшок мотора Хеми или надькина сиська.
Внезапно распахнулась дверь заведения, студёный ветер задул свечи на столе и сорвал шляпы. В дверной проем проник Вовчанга. Голова его выражала загадку и торжественность. Вовчанга приблизился и сел за наш столик.
- Поздравляйте! – он резко махнул стаканчик – Купил!
Митюня налил тому еще и подпер кулаком щеку:
- Чего ты купил, мин херц? Маргарину пять кило?
- Да нет, - я откинулся на стуле – Судя по ебалу, тут мешок ворованных макарон, не меньше.
- Машину купил. – Вовчанга схватил стаканчик - В салоне, с нуля.
И снова резко выпил. После чего небрежным жестом бросил на стол свидетельство о регистрации ТС.
- Хуясе! – махнул и я – Вовчанга, откуда деньги? Умер кто?
- Ребенка продал? – обнулил емкость Митюня и немедленно наполнил всем снова – Соседского надеюсь?
- Повысить тебя не могли, потому что ты опёздал и неделю как проебал казенный ноутбук – Я положил руку Вовчанге на плечо – Где деньги воруешь и почему твои друзья не в курсе? А, карла?
- Э-э, бля – Митюня читал свидетельство – А где машина-то? Тут написано Дэу-Матиз. Машина где?
- Дай сюда! – гордый Вовчанга завладел бумажкой и скрыл ее в складках одежды – Не надо грязной зависти к экономичным автомобилям. А деньги взялись из кредита, прямо в салоне оформили. Вот.
Мы молча опустили губы в напитки.
- Вовчанга, а ведь тебе теперь пи***ц. Кредит-то отдавать надо.
- Отдавать надо кредит-то, Вовчанга. пи***ц тебе.
- Я думал об этом – Вовчанга вскинул подбородок – Я все взвесил. И я нашел выход. Донорство.
- А-а, ну я так и думал. Все-таки почку?
- Левую? Правую?
- Ссать с насосом будешь?
- Нет! – Вовчанга заговорщески склонил голову к столу – Сперма!
- Чо сперма? – Митюня посмотрел на Вовчангу как на мразь – Глотать? Сам или жена?
- Хуять – Вовчанга укоризненно оглядел нас – Сдавать сперму в банк за деньги!
- Вовчанга, ты ж бля порезанный – я поел лимону – Ты ж еле при яйцах своих остался, после операции-то. Какой из тебя нах*й донор?
- Из нас.
- Чо?
- Из каких-таких нах*й ВАС?
- Вы тоже, как друзья, должны помочь мне и стать донорами спермы.
Некоторое время прошло в тишине. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что мы с Митюней просто ждали, кто ударит Вовчангу первым.
- Бля, вы охуели? – Вовчанга сам нарушил молчание – Вам что, трудно подрочить для друга?
- Да нет, почему? – я стал расстегивать ширинку – Говно вопрос, щас струхну пару кубов. Давай, подставляй ладошку. Обычное дело, хуле.
- Не время шутить! – Вовчанга поднял стопку – Слушайте план.
Вовчангов план был прост как х*й и прям как кий. Подходим, дрочим, забираем барыши и уходим. За каждую из двадцати разрешенных Минздравом на каждого осеменителя дрочек сулилось по полторы тыщи рублей. При интенсивности доения раз в неделю за пять месяцев Вовчанга поднимает девяносто тысяч и частично гасит Матиз-кредит.
- Ну девяносто штук ладно, у тебя есть – Митюня сурово оглядел Вовчангу – А остальные что? Кровью нашей добить хочешь?
- Не знаю пока – честно поник Вовчанга.
- Знаю где можно бронзового Ильича спиздить на цветмет – поддержал разговор я – только тащить не знаю как, он в солидоле весь обмазанный лежит.
- Да похуй Ильич – Вовчанга стал серьезным и каким-то землистым – Надо будет полное медицинское обследование пройти. И это...
- Чо бля это?
- Я в жопу, если что, шланг с микрофоном или чотам совать не дам.
- Да не, тут это... Надо будет на период обследования бросить пить. Прямо с сегодняшнего дня.
Ну что же. Бросить так бросить. Пить значит пить. В торжественной обстановке в тот же вечер пробили по разу Вовчанге в грудину и дали друг другу клятву трезвости. Как домой попал не помню.
*
Мы показали им родословную, мы подтвердили свое участие в выставках и турнирах, продемонстрировали дипломы и медали. Мы показали прописки, штампы о женатости и свидетельства о детях. Прошли антропометрические обследования. Мне измерили х*й, ребята. Мне измерили х*й. Ждал кстати большего. Ну да ладно.
Мы сдали анализы. Поссали им. Посрали им. Сдали кровь и мазок, оттуда и отсюда. Митюню заставили пересрать по-новой. Митюня отважно принес ещё. Прокатило.
Настало время Самого Главного Теста – на подвижность хвостатых клеток. Тут нас ждал еще нюансик. Пилить сдавать эякулянт для эксперименту надо было в соседний город, за сто километров. Там у них, видите ли, оборудование для этого современное. А тут у нас докторишки, как ни щурятся, разглядеть ничего не могут. И на ощупь тоже не понять.
Пришлось нам отправиться в этакий дроч-тур.
*
Шальной Матиз бойко мчался по трассе, уверенно обгоняя редкие весенние снежинки. Я смотрел сквозь боковое окно на суровую отечественную природу. Митюня смотрел сквозь другое боковое окно на суровую отечественную природу. Вовчанга подслеповато смотрел куда-то вдаль и невпопад жал на педали. Я вздохнул. Митюня молча повернул голову и уперся взглядом в вовчангово ухо. Вовчанга включил радио и принялся фальшиво подпевать Димебилану.
Я кашлянул.
- Нет – сказал Вовчанга – Нельзя.
- Вовчанга! – строго заметил я.
- Нельзя пить нихуя! – Вовчанга кипятился – Сперма испортится!
- Послушай-ка, гном! – Митюня приобнял левой рукой Вовчангу вместе с креслом – Я щас бл**ь таратайку твою изнутри раскачаю и переверну нах*й, будешь пездеть! Давай с**а сворачивай – вон заправка.
- Пидорасы – Вовчанга набычился и направил экипаж к магазинчику на автозаправке.
Дальше дорога пошла веселее. Хотя и медленнее конечно, все-таки три раза поссать останавливались и разок пива набирали, уже когда доехали почти.
У клиники выгружались мы уже готовые осеменить хоть всю планету, пусть даже и безвозмездно. Вовчанга скрежетал.
На ресепшене он показал наши бумажки и резко, но аккуратно направил нас к какому-то неприметному кабинетику. Из кабинетика вышла тетенька в халате и сурово раздала каждому по баночке.
- Что делать знаете? – строго оглядела она нас.
- Разберемся – Митюня вежливо отодвинул тетю в сторонку и зашел в кабинет. Щелкнул замок.
Тетя ушла. Вовчанга хмуро присел на стульчик и принялся изучать носки ботинок. Прошло минут двадцать пять. Вовчанга пару раз пытался поскрестись в дверь, но каждый раз был осажен грозным митюниным рыком.
Прошло еще минут пятнадцать. И надо же, как раз в тот момент, когда нежаркое весеннее солнце коснулось крыш, и лужи подернулись стрелами ледка, когда здание клиники сотряс вопль: "Я конча-а-ю, Клавдия Филлиповна-а-а!!!", как раз в этот миг какой-то важный усач из местных обнаружил меня, ссущего в раскидистый больничный фикус, с пивом в руке.
*
- Да ладно, Вовчанга, хули переживаешь так? – я открыл дверцу и поставил пустую бутылку на больничное крыльцо – Все равно идея была хуёвая.
– А я вот, например, охуенно доволен поездкой – развалился в кресле Митюня.
Вовчанга обернулся ко мне и спросил серьезным голосом:
- А если сиденья задние снять, войдет твой Ильич ебучий?
Когда никто не смотрит, большие белые акулы расслабляются и чернеют.

fenics

– Прозябаем – Вовчанга пронзительно вгляделся в полуденную небесную синь – Жизни свои влачим.
Мы стояли солнечным субботним днем, втроем, на балконе вовчанговой хрущевки, запершись там от жён, детей и мирской суеты. Жёны щебетали чего-то промеж собой, пантомируя руками. Дети жрали сладкое и портили озоновый слой. Нам было похуй, мы прихватили литр.
- Объяснитесь, гардемарин – я расставил рюмки на перила балкона.
- Ползаем по земле, в рутине погрязли. Словно гады подколодные пресмыкаемся. А хочется полёта...
Вовчанга облокотился на балконный край и молча выжрал одну за другой все три рюмки.
- Хочется вот так вот – он раскинул руки, причём одной уебал Митюне по зубам – Обнять хочется весь мир! Расправить крылья и лететь.
- Четвертый этаж – я вновь наклонил флакон – Кусты поломаешь и копчик.
- Или лопнешь на асфальте как полторашка клинского – Митюня споро схватил стаканчик.
- Да я не о том – Вовчанга снова вперился в даль – Бросить все хочу, и воздухоплавателем стать. Решил строить аэростат.
- А-а-а, и куда двинешь, на аэростате-то?
- Ну, к кругосветке я пока не готов – Вовчанга потер щёки – Для начала думаю пересечь по воздуху Европу.
Мы опрокинули стеклянные цилиндры.
- Отличная идея, Вовчанга! – я закусил листьями какого-то растения в цветочном горшке – И я даже скажу тебе, какой модели будет твой аэростат. Супруга, как узнает про твой замысел отчалить небом, безусловно геройски поддержит тебя. Примет, так сказать, стезю жены покорителя высот. Вставит она, дружище, тебе в ниппельное отверстие насос, да и надует как ту жабу. Так и полетишь, аэрокобра бля сизая.
Вовчанга загрустил и тоже принялся объедать листья с растения.
- Не кручинься, сокол – Митюня утешающе постучал того ладошкой по голове – Запустим мы тебя в небо. Есть способ.
Митюня разлил, выпил и выждал паузу.
- Кума моего помните?
- Кхблу! – Вовчанга поперхнулся, дышать перестал, как-то налился алым и часто заморгал, глядя на Митюню.
Тот словно бы не заметил вовчанговой заминки и продолжал.
- Так вот. Кумище мой, он ведь не только алкоголик и полудурок, он ещё и парапланщик. Собственно, если здраво рассудить, через полудурость свою и пьянство он этим и увлёкся.
- Что планщик он у тебя мы помним, спасибо. х*й забудешь – я постучал Вовчанге промеж крыл и тот наконец прокашлялся.
- Да не, параплан – это такой типа парашют, с горок парить, на восходящих воздушных потоках. Кум, он очень подолгу, бывает, парит.
- И что он парит подолгу – это тоже сомнений не вызывает.
- Бля, тебя ваще никто не спрашивает! – Митюня отстранил нас с цветочным горшком и припёр оробевшего Вовчангу к стене – Полетишь на параплане, Мересьев хуев? Ну?!
- Полечу! – взвизгнул юный естествоиспытатель – Полечу, ветрам солёным наперекор!
- Ну, если не обоссышься, то солёного ветра не будет – я разлил остатки влаги и оборвал остатки листьев – Допиваем, и звоним куму.
*
Кум отреагировал на митюнин звонок с прямо-таки комсомольским энтузиазмом.
- Хуле ждать!? – орал он в телефон – Мухами берёте такси, забираете меня и едем на поляну. Там пацанчики летают сегодня, погода хорошая и ветерок. Комбез и крыло у меня сложены. Жду! – и положил трубку.
Мы задерживаться не стали и, с серьёзными мужественными лицами прошествовав мимо охуевших жён, получив в спину пиздюлей за съеденный цветок, выдвинулись навстречу простору, зафрахтовав стремительный классический четырёхфарный автомобиль с усатым пилотом. 
Уже по пути к куму заехали и взяли. Решимость крепла. Лавинообразно нарастала отвага.
Кум ждал у подъезда. Покидав в багажник какие-то неебические рюкзаки, он втиснулся к нам с Вовчангой на заднее сидение.
- Этот полетит? – он удовлетворённо осмотрел Вовчангу – Хорошо должен пойти, лёгкий. Кости крепкие у тебя, бэтмен? Срал сегодня? Готов притяжению вызов бросить? Не зассышь взмыть-то?
- Не зассыт! – Митюня передал с переднего сиденья значительно початый пузырь – Такие не ссут. Он такой породы, Вовчанга наш, что биться о землю насмерть будет, а с улыбкой, с шуткой весёлой!
Вовчанга глубоко выдохнул и отчаянно приник к тёплому хрусталю бутылки.
- Он ведь у нас такой – продолжал я – Страха и сомнений лишён начисто. Самой лютой смерти готов открыто в глаза смотреть, да ещё и смеяться над ней, и х*й показывать. Ему что пытки, что высота – всё семечки.
- Это заебись – кум с трудом оторвал от Вовчанги сосуд и влил остатки в себя – А то бывают тут слюнтяи, только кровь или перелом какой пустяковый увидят, так сразу в кусты.
Вовчанга заёрзал, зажатый между мной и кумом, и спросил:
- А перед полётами этими, разве обучение какое-то не полагается?
В его голосе была надежда. Кум вновь оглядел Вовчангу, на этот раз с лёгким презрением, как женщина-венеролог гонорейную залупу:
- Да не кони ты, для первого раза много знаний не понадобится. Поднимем тебя лебедкой в небо, полетаешь с децл, и вниз. В космос не унесёт. Если пердеть сильно не будешь.
Ободрённые такой весёлой шуткой, мы понеслись вдаль, за город, на весенние просторы родного края. Спустя литр пути мы доехали наконец до пресловутой поляны. Поляна представляла собой собственно говоря большое ровное поле, на краю которого стоял бортовой и грозный ГАЗ-66. Посредством закреплённой на нём лебедки и длинного шнурка происходил запуск отчаянных опёздалов на орбиту. Пара парапланов летала зигзагами в воздухе. Царила обстановка лёгкой безмоторной аэронавтики.
Кум поздоровался с какими-то модниками около грузовика, они о чём-то потёрли, помахали в разные стороны руками и мы направились на другой конец полянки, подбодряя навьюченного Вовчангу дружескими советами.
- Принцип тут такой – на ходу прихлёбывая, инструктировал кум – Надеваешь йопты комбинезон и шлем. Пристегиваем тебя карабином к тросу. По команде лебедка – кум махнул рукой в сторону грузовика – Начинает работать и поднимает тебя на крыле в йопты небо. К птицам, йопты. Там ты отцепляешь карабин и паришь. Больно дохуя там не выебывайся, пузырей не лови, высоко не поднимайся. Стропы не дёргай, лети прямо. Просто виси, словно бы ты – говно. Как садиться будешь – натянешь стропы. Ноги йопты не поджимай, на жопу не приземляйся.
Мы дошли до мужика, который означал собой конец тросика. Мужик критически осмотрел нашу команду, спросил, кто пилот, вздохнул, и категорично заявил, что в нетрезвом виде он в небо никого не выпустит.
Произошёл диалог.
- Пьяному в небе не место.
- А кто пьяный?
- Он.
- Какой же он пьяный, он не пьяный ещё. Вон бодрый какой.
- Пьянее меня.
- Где твой стакан?
- Я из горла.
Разрешение на взлет было получено. Кум принялся раскладывать на земле параплан, велев переоблачать Вовчангу в лётное.
И тут Вовчанга, к удивлению и возмущению нашему, неожиданно выказал слабину духа: принялся брыкаться, кряхтеть, пытался вырваться и лечь на землю. Пришлось провести сеанс укрепляющего массажа. Мы с кумом держали, Митюня давил на жизненные точки, попутно увещевая оступившегося героя, приводя в примеры Покрышкина, Гагарина и Карлсона. Буквально через пару нажатий в подреберную область Вовчанга вновь обрёл бодрость и заявил о жгучем желании покорять воздушный океан.
Кум опутал Вовчангу какими-то ремнями, напялил на него шлем и стал поправлять крыло и стропы.
Мы молча смотрели друг на друга. Душили слёзы расставания.
- Ну что – Вовчанга сглотнул – Прощаемся, что ли?
- Как доберешься – пиши – Выдавил я не своим голосом.
Митюня яростно обнял аэронавта:
- Русь-матушку увидишь, как Терешкова её видела. Березки, овражки, речушечки наши родимые узришь! – Митюня жевал себе губы и почти плакал.
Подошёл заметно подобревший мужик и нежно, как родному, пристегнул к вовчанговому животу карабин с тросом:
- Встретишь в небе аэровафлю – не кричи!
- Готово! – кум вложил Вовчанге в руки стропы – Как лебёдка тащить начнёт – потянешь вот эти, крыло встанет и полетишь. Ясно тебе, перепел?
Вовчанга криво мотнул головой и сморгнул.
- Отходи – сказал мужик и рявкнул в рацию – Старт, бл**ь! Поехали!
- Есть старт – отозвалась рация.
Трос натянулся и сначала медленно, а потом всё быстрее стал разгонять Вовчангу в горизонтальной плоскости. Вовчанга шёл резво, подобно средних размеров кенгуру, подскакивая и волоча за собой трепыхающийся купол
- А когда он взлетать будет? – я пытался поймать экстремала в камеру фотоаппарата.
- Крыло поднимай, дрофа бл**ь колченогая, крыло поднимай! – вдруг громким голосом принялся кричать кум.
Вовчанга стремительно удалялся наземным ходом.
- Пингвин ты, с**а! Крыло поднимай! Стропы потяни, прошу тебя, мразь!!!
- Низко пошёл – Митюня качал головой – Руси не увидит.
- Пидор! А-а-а! – кум горевал.
Вовчанга меж тем устал держаться за стропы, бросил их нах*й, ухватился руками за трос, запнулся, и поехал дальше на пузе. Звука он не проронил не единого.
- Всё бл**ь, челенждер приехал – кум страстно плюнул на митюнин ботинок – Пиздатушки, ребятушки. Гаси лебёдку. Пошли встречать героя.
*
Вовчанга возлежал на спине, и глядел не мигая вверх. Мы обступили тело первого космонавта.
- Полёт окончен, йопте – сказал кум – Отстегните ремни, ослабьте памперс.
- Красиво шёл – я сложил телефон в карман – Буду тебя рекомендовать в сборную по тройному прыжку.
- Вовчанга – Митюня протянул ему руку – Может лучше в плавание, а?
Вовчанга руку принял и рывком сел:
- Не надо плавания. Я осознал. Как глаза открылись. Мое призвание – скорость. Митюня, можешь свести меня со стритрейсерами?
Когда никто не смотрит, большие белые акулы расслабляются и чернеют.

fenics

Прыткий серебристый Дэу-Матиз с энтузиазмом мчался по загородной дороге. Он негромко жужжал, уверенно таранил мух и некрупных жуков, а крупных загодя объезжал. Внутри Матиз не был пуст. Округлый руль его цепко удерживал Вовчанга. На пассажирском сиденье благодушный Митюня вальяжно обращал небольшую бутылку в стеклотару. В роскоши заднего дивана утопал я, поджатый в правый бок разного рода спально-кухонной утварью и двухдневным запасом питья и корма. И тоже шалил со спиртным. В окнах мелькали кусты и деревья. Мы ехали на рыбалку.
Рыбалку инициировал собственно Вовчанга. Еще с осени изъел нам с Митюней мозговые полушария, утверждая, что знает секрет тайного лесного озера, где водятся во-о-от такие, ну где-то по локоть, караси, что-де добыл заветную снасть, которую тот карась будет грызть беззаветно, как связист грызёт провод, и что надо немедленно ехать. И вот мы поехали. Дождались жаркого периода весны, купили резиновых сапогов, пластиковых стаканчиков, снарядили вовчангову кибитку необходимым и поехали.
Навстречу нам мчались такие штуки как солнце, выходные, свежий воздух, обилие спиртного, москиты, ядовитые змеи и щедрый улов карасей. Настроение вставало всё выше.
- Прекрасная у тебя машина, Вовчанга – Митюня пожурчал напитком – Да жаль ноги затекли. Можно я их на торпеду положу, а?
- А мне? Можно мне тоже ноги на торпеду водрузить? – встрял с заднего сиденья я – Щас, только кеды поснимаю.
- Обнажив в салоне носки – Вовчанга закусил спичку и ласково сверкнул глазёнками в лобовое зеркало – Ты не только отравляешь уникальный микроклимат автомобиля, но и утрачиваешь место в экипаже. Повлечёшься далее пешком, аки страус-эмо, скачками по пять-шесть метров.
- Да полно Вам ерепениться, маэстро, скучно ведь едем – Митюня положил на руль свою клешню поверх вовчанговой и слегка подергал вправо-влево – А дай-ка мне прокатить пару миль на твоём четырехдверном купе, покуда я не слишком пьян!
Мы остановились у обочины, пролили капли росы на придорожные травы и Митюня хищно завладел Матизом. Конструкция бойко понеслась сквозь плотный воздушный слой навстречу неизведанному. За рулём Митюня распоясался, уверенно увеличивал вредоносные промилле в своей туше, нарушал разметку, скоростной режим и элементарные требования безопасности. Вовчанга лишь хрюкал да крякал:
- В не эту сторону руль вращай, люся!
- Педаль отпусти! Пусти педаль, говорю!
- Нету тут нитроса, нету.
- Не трогай ручник, гризли ты корявая, с**а такая!
- Мента не дави!!!
Митюня удивлённо воздел брови, допил бутылку и наступил на тормозной педаль.
- А чо, менты, да?
Чудом объеханный зелёный жилет с поднятой палкой остался метрах в семидесяти позади. Он медленно повернулся, повращал усами и двинулся в нашу сторону.
- Дукалис взял след, господа – я тоже совершил взрослый глоток – Не помешало бы вам обменяться местами. Да скрытно, приматы, скрытно!
Произошедшие далее действия моих друзей описывать не хочу и не буду. Вся эта возня в нагретом солднцем матизе, всё это жаркое дыхание, пыхтение и сопение, все эти сплетенные тела и тихие матюки... Однако к подходу к автомобильной коляске стража дорог Вовчанга прохлаждался в водительском кресле, а Митюня развалился, охваченный ремнём, в пассажирском.
Глаза на лице инспектора говорили, что тот не верит никому и никогда. Особенно вот этим двум.
- Старший сержант Никифоров. Документы.
- Команданте дропомене – широко ощерился навстречу ему сквозь салон Митюня – Буэнос триггер, деаэратор прима грациас, мучачо индепенденс!
- Да вот – включился Вовчанга в процесс – Иностранцев везу, с выставки. Природу им нашу хочу показать, места заповедные. Соком землицы русской их напитать, силушкой богатырскою.
Я опустил окно и высунулся в него насколько мог.
- Кифороф, ченч! – одной рукой я тыкал в палочника своей бейсболкой, а второй настойчиво норовил ухватить его за фуражку – Ченч дофай, баблгам дам твой рот!
- Чего это он? - не давался в руки Никифоров. Юркий оказался как сучка.
- А это он меняться предлагает. Страсть как охоч их брат до формы служебной. Однако Вам не советую – Вовчанга понизал децибел голоса – Пойдёте на поводу – не отстанут. Будут меняться пока самое исподнее не отдадите - Вовчанга выпучил глаза и зашипел на весь лес – Геи они!
Никифоров сбледнул с лица и попятился.
Митюня момента не упустил, жадно облизал своё лицо и алчно подмигнул обоими глазами несчастному.
- Русиш офицерито пиф-паф анус – я ткнул в его сторону полусогнутым пальцем – садо-мазо доминатор.
Никифоров замахнулся на меня палкой и заорал будто бы увидал Майкла Джексона:
- Продолжайте движение! Вези нахер отсюдова пидорастов своих!
И мы расстались. В дымке медленно таяла согбенная фигурка доминатора: алчного, пугливого и противного.

Однако вскоре Вовчанга почуял воду и свернул на извилистую земляную автотропу. Матиз послушно пробирался чащей к водоёму, благо тропа была весьма утоптана как пешими, так и обеспеченными любителями природы. И вот средь стволов блеснуло, как вы сами понимаете, серебро водной глади. Обрадованные, мы выскочили из автомашины навстречу воде, солнцу, зелёным лесным растениям и немедленно оказали этим самым растениям щедрый полив.
- Настало время рыбалки – провозгласил Вовчанга и потянул из кармана вместительную флягу – Ломайте себе уды, конкистадоры!
Мы принялись губить приглянувшиеся продолговатые растения, выбирая менее корявые. Я принёс длинную, гибкую и прочную орешниковую палку. Вовчанга принёс упругий и крепкий ствол орешника. Митюня принёс молодое кленовое дерево с развитой корневой системой, с ветками и листьями, с шумом уронил его наземь, посмотрел на нас, отдышался и таки ушёл в заросли орешника искать стебель по себе.
Вовчанга торжественно извлёк из неглубоких недр Матиза ящичек со снастями, разверз его и пригласил нас обвязывать свои палки необходимой оснасткой.
- Вовчанга, что это?
- Это крючки.
- Нет, Вовчанга, это не крючки. Это якоря какие-то.
- Вовчанга, затея не выгорит. Настолько старая и слепая рыба, что не заметила бы твоих крючищ, здесь водиться не может.
- А если и клюнет такая монстра, то нам же и хуже. Вылезет ещё на берег, да и сожрёт нас всех на хер.
- Не отчаивайтесь, мальчиши, крепите крючки, да насаживайте на них вот этих жирных червей! Берите, берите активнее! Рыбы будут с ума сходить, как тогда, вы помните, в девяносто восьмом, во втором корпусе женской общаги.
Воспоминания о событиях во втором корпусе женского общежития отозвались сластью в сердце Вовчанги, тяжестью в моей печени и фантомной резью на самом краю Митюни.
Худо ли, бедно, но снасти мы снарядили, и это дело, не медля ни мига, ополоснули. И забросили оные снасти в толщу воды. Достали назад, всё-таки насадили на крючья жирных червей, и забросили вновь. Потекло время и спиртное.
Ветер гонял туда и сюда тучи, белел в крепких пальцах пластик стаканчиков, рождались и рушились империи, раз за разом сменялся караул у вечного огня, теряли ориентацию эстрадные артисты и звёзды кино, беспрестанно таяли снега Антарктиды. Но поплавки стояли недвижимы, как утренние веки. Замерли древки удилищ. Скучали черви.
- А что, Митюня – я разрезал и подал к столу луковицу – Как планируете распорядиться уловом? Скоро уж ночь, и с минуты на минуту мы зацепим косяк жирной сайры.
- Ну, часть я отдам в фамильную коптильню – Митюня мечтательно отпил от стакана – Пару мешков зашлю куму, пускай умом рехнётся её чистить. Ну а излишки разбросаю с балкона, на радость народу.
- А я вот уже договорился с надёжными людьми, свою часть добычи обменяю на тридцать четыре кило овсяного печенья.
- А что печенье? – Митюня приподнял бровь.
- Печенье я тоже знаю куда пристроить. Взамен беру винтовочный обрез, со сбитыми номерами.
- А обрез?
- Обрез уходит за два живописных холста середины двадцатого века. Соцреализм, малоизвестные мастера.
- Так, дальше – Митюня вместе с графином подались к нам со стаканом.
- Всей схемы раскрывать не буду – я промочил глотку – Однако козырну, что по итогу участковый отдаст мне паспорт.
- Однако пойду-ка я – я встал – Кину пару палок в костёр, чтобы горел поярче.
- Ну а ты, верный друг калмыков Вовчанга – Митюня протянул в его сторону свою ёмкую ёмкость – Придвинь стаканчик и поделись с нами своими видами на урожай. Вовчанга, да не спи ты!
Вовчанга хрустел сжатым в руке стаканчиком и как-то безрадостно, что ли, изучал его дно.
- Я на чужбину еду работать, на год. Контора посылает пять человек. Сан-Диего. Штат Калифорния. В четверг самолёт.
Митюня поставил бутылку в траву.
Я опустился на землю рядом с Вовчангой.
Тот продолжал мучить стаканчик, глядя сквозь него, сквозь берег и воду озера, сквозь камни, глину и песок земной коры, сквозь магму, земное ядро, снова магму и опять сквозь камни и песок. Глядя на предрассветные звёзды Сан-Диего, штат Калифорния.
- А семья?
- Через месяц, если всё пойдёт нормально, Катька с детьми прилетят тоже.
Митюня перевязал шнурок на кроссовке. Я упёр подбородок в колено. Пролетела птица. На углу калифорнийской улицы ветер гонял по кругу пыль и мелкий мусор. Стаканчик в вовчанговых руках не стерпел и треснул.
- А потом, через год, что?
- Там видно будет. Может быть и предложат чего.
Вовчанга стал сосредоточенно разрывать стаканчик пополам. Птица пролетела обратно. В четырёх метрах от берега истерично тонул и выскакивал на поверхность поплавок.
Когда никто не смотрит, большие белые акулы расслабляются и чернеют.




Данный форум не является СМИ в соответствии с Законом №2124-1.
Яндекс.Метрика